Золотая гондола - Страница 37

– Видите ли, – продолжал тем временем урезонивать ее сэр Харвей, – вам нет никакого смысла терять время, отвечая на ухаживания маркиза или подобных ему. Он уже оказал нам услугу, введя нас в высшее общество Венеции. Завтра нас забросают приглашениями, но сегодня остаток вечера мы проведем дома в тишине и покое.

– Но мы вполне могли бы пойти в театр, – возразила Паолина.

– Чтобы вы могли там встретиться с маркизом! Так ведь? – огрызнулся сэр Харвей.

– О Боже, неужели вы действительно думаете, будто он может что-то значить для меня лично? – ответила вопросом на вопрос Паолина. – Честное слово, это просто нелепо. Только он показался мне очень любезным и... чутким.

– И уж, конечно, весьма неравнодушным к вам, – закончил за нее сэр Харвей.

– Он делал мне комплименты, – ответила Паолина, – но я не думаю, что их следует воспринимать всерьез.

– Весь вопрос не в том, какое значение вкладывал в них маркиз, – произнес сэр Харвей, – но в том, как воспринимаете их вы сами.

Говоря это, он обернулся и взглянул в ее сторону, и впервые Паолина заметила жесткое, почти суровое выражение в его глазах.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла она сухо. – Я для вас всего лишь дрессированная зверюшка, которая должна выделывать свои трюки по первому требованию хозяина и только перед подходящей публикой.

– Сказано слишком резко, но полагаю, что в общем вы довольно верно оцениваете ситуацию, – ответил сэр Харвей.

Паолина внезапно притопнула ножкой.

– Иногда я вас просто ненавижу! – вспылила она.

– Боюсь, что меня это нисколько не волнует, – отозвался сэр Харвей. – Все, о чем я вас прошу, – поступать так, как вам говорят.

Гондола между тем подплыла к ступенькам, которые вели к их дворцу. Даже не коснувшись руки сэра Харвея, Паолина соскочила на набережную и скрылась в дверном проеме, опередив его. Голова девушки была поднята высоко, в груди горел огонь негодования. Слова сэра Харвея почему-то испортили для нее все впечатление от вечера. Там, в гостиной, рядом с маркизом, шептавшим ей на ухо любезности, у Паолины на один короткий миг создалось ощущение, будто она на самом деле принадлежит к этому кругу, будто она не совсем чужая здесь, как ей казалось в те первые тревожные часы в Ферраре, когда она пустилась вместе с сэром Харвеем на поиски приключений.

И теперь он резко и грубо снова поставил ее на место. Она была всего лишь девушкой, которую он вытащил из морских волн, не имевшей ни благородного происхождения, ни веса в обществе, и которая была просто облагодетельствована им. Она была обязана ему всем, начиная с платьев, которые носила, и вплоть до каждого куска хлеба, который она ела.

«Это нестерпимо», – снова и снова повторяла про себя Паолина, поднимаясь по лестнице. И все же, несмотря на то, что в груди ее все кипело от раздражения, девушка отдавала себе отчет в том, что гнев ее был вызван не тем, что сэр Харвей отверг приглашение маркиза, но тем, что он постоянно направлял все свои действия к одной конечной цели, ради которой они и затеяли эту игру, – избавиться от нее, выдав замуж за человека достаточно богатого, чтобы с лихвой возместить понесенные им убытки.

Оказавшись у себя в комнате, Паолина сняла платье из серебристого ламэ и бросилась ничком на кровать. Перина оказалась на удивление мягкой, и только тут девушке пришло в голову, до какой степени она должна быть признательна сэру Харвею. Что бы там ни случилось, ей довелось все это испытать. Впервые в жизни она оказалась в Венеции, окруженная сказочной роскошью, познакомилась с людьми, которых, как она прекрасно понимала, вряд ли имела бы возможность даже просто увидеть, разве что на расстоянии, живи она как прежде со своим отцом.

Все эти блага принес ей сэр Харвей – горничную, ожидавшую ее в палаццо, из окна которого она могла любоваться необыкновенной красотой Большого канала.

– Я в Венеции! В Венеции! – снова и снова твердила про себя Паолина, как будто пытаясь вернуть этим словам тот магический смысл, который они имели для нее несколько часов назад. Однако, оказавшись здесь, она в конце концов поняла, что ее куда более заботила ее личная судьба, чем то, что она видела вокруг себя.

Маркиз был женат, и все же она чувствовала к нему невольную симпатию. Это было своего рода прихотью судьбы – привести в их дом человека, который благодаря своему влиянию мог ввести их в высшее общество Венеции, повергнуть его к ее ногам в порыве искреннего восхищения и затем воздвигнуть между ними барьер, который должен был разделить их навсегда, как бы они ни нравились друг другу.

Это казалось выше ее сил, однако Паолина понимала, что ничего другого ей не оставалось. Сэр Харвей был прав. Не было смысла попусту растрачивать свое время и свои чувства на человека, который не мог предложить ей ничего существенного.

Некоторое время спустя Паолина поднялась с постели и, накинув капот поверх нижних юбок, осторожно приоткрыла дверь своей комнаты. Ей хотелось узнать, где сейчас сэр Харвей и какими были его планы на вечер. Теперь она чувствовала стыд из-за того, что в порыве гнева бросилась бежать от него. Ей следовало извиниться перед ним и попросить прощения.

Длинный ряд комнат впереди казался совершенно пустым. Паолина проследовала через анфиладу в надежде найти сэра Харвея на балконе или в маленькой библиотеке. Но его нигде не было, и внезапно девушку охватил страх. Вдруг он ушел куда-нибудь без нее, рассерженный и сытый по горло ее неблагодарностью?

И тогда она увидела его. Он лежал на диване, вытянув ноги и прикрыв глаза. По-видимому, он крепко спал, и только сейчас Паолина поняла, как сильно, должно быть, он устал. Ему не пришлось выспаться прошлой ночью, как ей, да и поединок с герцогом потребовал значительной доли его сил, хотя сэр Харвей и вышел из него победителем.