Золотая гондола - Страница 75

– Потому, что по обычаю дож и его супруга должны увидеть невесту в свадебном наряде, когда они прибудут, чтобы надеть ей на шею жемчужное ожерелье.

– Какое ожерелье? О чем ты говоришь? – осведомилась Паолина.

– Разве вы не знаете обычай, сударыня? – изумилась Тереза. – Я думала, что его милость рассказывал вам о нем.

– Нет, мне ничего не известно, – ответила Паолина. – Расскажи мне, в чем он состоит.

– Это очень старинный обряд, – пояснила Тереза. – Его светлость с супругой, сидя на тронах, надевают на шею невесты жемчужное ожерелье, которое она должна носить в течение года после свадьбы.

– А откуда берется ожерелье? – спросила Паолина.

– Обычно его преподносит невесте ее мать, – ответила Тереза. – Но если у нее нет матери, то жених вручает его ей вместе с остальными свадебными подарками. В вашей стране, насколько мне известно, при помолвке дарят обручальное кольцо. Но у нас, кроме кольца, называемого ricordino, есть еще и жемчужное ожерелье.

– По-видимому, это очень красивый обычай, – заметила Паолина, а Тереза и парикмахер между тем наперебой твердили ей, каким важным событием был сегодняшний день в жизни юной невесты.

Платье действительно было великолепным и, к счастью, после небольших переделок оказалось как раз впору Паолине. Оно было сделано из серебристой парчи, расшитой жемчугом, крошечными бриллиантами и кружевами. Ей не надо было надевать фату до начала свадебной церемонии, но на ее голову водрузили крупную диадему, похожую на венок из цветов и сверкавшую алмазами и жемчужинами.

Она вдруг спросила себя, понравится ли ее вид сэру Харвею, но едва эта мысль пришла ей в голову, как внутри нее все словно оборвалось просто потому, что сегодня вечером уже не будет иметь значения, что она наденет или о чем станет говорить. Его уже здесь не будет!

– Ах, сударыня, вы так прекрасны, molto bella! – беспрестанно повторяла Тереза. Затем она распахнула дверь в галерею и Паолина медленно вышла из комнаты, отправившись на поиски сэра Харвея.

Он ждал ее в дальнем конце галереи, глядя в окно на канал. На нем был самый лучший его камзол из голубого атласа, однако на лице застыло мрачное выражение и между бровями залегла глубокая складка.

Он посмотрел на Паолину и, пока слуги стояли в ожидании, как будто не сразу понял, что от него требовалось. Затем небрежным тоном, почти лишенным какого-либо проблеска чувства, он произнес:

– Ты выглядишь очень мило. Нам уже пора отправляться.

– Мило! – воскликнула вместо нее Тереза. – Это не то слово, ваша милость. Разве вы не находите, что она прекрасна? Molto bella? Прекрасна, как ангел, спустившийся с неба? Прекрасна, как королева, как принцесса из волшебной сказки? Прошу вас, ваша милость, скажите нам, что вы на самом деле думаете.

Взгляды сэра Харвея и Паолины встретились. На какое-то мгновение весь мир вокруг них исчез и они как будто остались совсем одни. Проникнув в заветные глубины его души, она поняла, что он должен был чувствовать сейчас.

– Ты очень красива, – произнес он наконец голосом, дрожащим от еле сдерживаемой боли. Затем, взяв ее под руку, он проводил ее вниз по лестнице и помог сесть в гондолу.

Граф ожидал их на ступеньках своего палаццо.

– Я с трудом могу поверить в то, что вы – смертное существо, – обратился он к Паолине, коснувшись губами ее холодной руки. – Может быть, вы одна из богинь, обитающих в глубинах моря? Я уже начинаю бояться, что сам Нептун явится, чтобы похитить вас у меня.

Паолина ничего не ответила. Она только стояла рядом с ним неподвижно, будто статуя, в ожидании прибытия дожа и его супруги. В предвкушении важного события толпы людей стали собираться вокруг, расположившись в гондолах и окнах соседних домов.

– Вот они! – воскликнул граф, и Паолина увидела приближавшуюся к ним пышно разукрашенную гондолу дожа с окнами из чистейшего стекла и подушками из малинового бархата. Хотя их визит был частным, дож был одет в мантию из золотой парчи и особой формы головной убор с золотистой каймой – знак его сана. Супруга дожа, которая была уже в годах и передвигалась с трудом, также носила парчовую накидку с длинным треном.

Когда они вышли из гондолы, граф низко поклонился и произнес официальную приветственную речь, а Паолина присела в глубоком реверансе. Затем его светлость с женой проводили в парадные залы дворца на втором этаже, украшенные букетиками белых цветов, перевязанными лентами того же цвета. Там их приняла тетушка графа со спокойным достоинством прирожденной аристократки, между тем как церемониймейстер приказал подать закуски на золотом подносе: вино, сладкие пирожные и особого рода свадебный каравай. «Символ плодовитости!» – пояснила графу одна из его пожилых родственниц с кислым видом, словно она сомневалась в действенности этого средства.

Паолине казалось, что она была слишком ошеломлена происходящим, чтобы испытывать какие-либо чувства, но слова этой женщины заставили ее встрепенуться от страха. Как она сможет носить под сердцем детей мужчины, которого она совсем не любила?

Покончив с закусками, высокие гости уселись на два высоких трона, возвышавшихся в конце зала. Перед ними поставили обитые бархатом скамеечки для ног, затем сэр Харвей вышел вперед, взяв под руку Паолину. Она подавила в себе порыв броситься ему на грудь, понимая, что если она позволит себе хоть малейшее проявление привязанности к нему или наоборот, то самообладание может покинуть ее и им обойм грозит бесчестие.

Высоко подняв голову, она покорно дала ему подвести ее к одной из обитых бархатом скамеечек и по знаку дожа преклонила колени. Граф передал дожу великолепное жемчужное ожерелье, и тот осторожно взял его своими тонкими, покрытыми голубыми прожилками пальцами.