Золотая гондола - Страница 76

– Пусть чистота этих драгоценных даров моря найдет свое отражение в чистоте вашего сердца и помыслов, – произнес он своим добрым старческим голосом. – Пусть вам будет даровано столько же лет счастья со своим избранником, сколько жемчужин в этом ожерелье.

– Благодарю вас, ваша светлость, – с усилием выговорила Паолина, и когда она почувствовала, как пальцы дожа застегнули ожерелье на ее шее, ей вдруг показалось, что ее навеки сковали стальной цепью.

«Жемчуг – к слезам», – подумала она и вспомнила невольно, что то самое ожерелье, принадлежавшее мертвой женщине на погибшем корабле, принесло ей немало слез, но вместе с тем и самое большое счастье в ее жизни. Теперь счастье ушло навсегда, и это новое ожерелье, каким бы оно ни было прекрасным, могло принести ей только слезы до конца ее дней – она была убеждена в этом. Слезы сожаления и тоски по тому, что ушло безвозвратно – по человеку, без которого вся ее жизнь казалась пустой и бессмысленной.

Граф помог ей подняться и надел ей на палец обручальное кольцо. Огромный бриллиант блестел и искрился в пламени свечей.

– Basa! Basa! Горько! Горько! – закричали собравшиеся, как было принято в таких случаях.

Граф обнял одной рукой Паолину и хотел было поцеловать ее в губы, но она подставила ему щеку. Когда он поцеловал ее, она бросила отчаянный взгляд на сэра Харвея и заметила, как вдруг преобразилось его лицо. На какое-то мгновение в его глазах вспыхнуло пламя гнева, но тут же исчезло.

Обряд был завершен. Супруга дожа поцеловала Паолину и затем повернулась к графу, чтобы поздравить его.

– Она просто очаровательна, Леопольдо! – улыбнулась она. – Какую чудесную пару вы составите вместе! Вся Венеция захочет отпраздновать вместе с вами это событие.

После этого Паолину представили родственникам графа и все присутствовавшие непринужденно беседовали друг с другом, пока дожу и его жене не пришло время покинуть палаццо графа.

– Вы так прекрасны, что мне с трудом верится в то, что отныне вы – моя, – прошептал граф на ухо Паолине, но тут его тетушка знаком дала ему понять, что ему необходимо уделить внимание некоторым из высокопоставленных гостей, и девушка оказалась рядом с сэром Харвеем.

Она взглянула на него немного жалобно.

– Мне все время кажется, что это всего лишь дурной сон и я скоро проснусь, – пробормотала она.

– Оглянитесь вокруг, – резко произнес он в ответ. – Этот дворец отныне ваш. Вы видите эти картины? Можете ли вы определить стоимость мебели? Заметили ли вы золотое блюдо, на котором нам подавали закуски?

Паолина покачала головой.

– Я вспоминала о том, как счастливы мы были и как сильно проголодались в то утро, когда впервые завтракали вместе в маленьком домишке Гаспаро, вскоре после того, как нас обоих спасли из волн моря. Помните ли вы, каким жестким был цыпленок и как прокисло вино? И все же для нас не существовало более вкусной еды.

– Ваше платье было измято и порвано, – подхватил он. – Однако вы выглядели в нем еще более прекрасной, чем сейчас.

– Потому что тогда я была счастлива, – промолвила она.

– Ни любовь, ни счастье не выдерживают испытания нищетой, – заявил он убежденно.

– Кто вам это сказал? – возразила Паолина. – Женщина, которая прежде всего никогда по-настоящему вас не любила? Я часто думала о том, что именно роскошь, а не нищета в конце концов губит любовь.

– Вы сами знаете, что значит жить в бедности, – заметил сэр Харвей. – Неужели вы действительно хотите вернуться к такой жизни? Подумайте о тех меблированных комнатах, которые вы мне описывали, в Неаполе, в Риме, в маленьких городишках по всему побережью. Хватит ли у вас сил снова пережить все это?

– Рядом с вами? – спросила Паолина. – Они покажутся мне раем, если вы будете вместе со мной.

– Вы сошли с ума, – отозвался он раздраженно. – Посмотрите вокруг и однажды вы будете благодарны мне за то, что у меня было больше здравого смысла, чем у вас.

– Даже если я доживу до ста лет, я никогда не прощу вас за то, что вы отняли у меня единственную настоящую радость, которую я знала в своей жизни, – ответила Паолина тихо.

– Какую же? – спросил он почти невольно.

– Мою любовь к вам, – отозвалась Паолина.

Глава двенадцатом

По возвращении в палаццо сэр Харвей отослал Паолину в ее спальню.

– У вас есть почти два часа, чтобы отдохнуть и подготовиться к венчанию, – сказал он. – У меня сейчас много дел!

Она знала, что он говорил правду, но в то же время понимала, что он, кроме того, боялся оставаться с нею наедине, опасаясь не только за ее чувства, но и за свои собственные.

Девушка прилегла на кушетку, стоявшую у окна, но поняла, что не в состоянии вздремнуть. Часы неумолимо отсчитывали последние секунды ее свободы, словно эхо ударов ее сердца. Скоро, очень скоро они уйдут в прошлое и вместе с ними человек, которого она любила больше, чем все сокровища неба.

Внезапно до нее донесся какой-то шум снаружи. Она прислушалась и сначала подумала, что, наверное, ошиблась. Звук был очень похож на рыдания женщины. Она в изумлении поднялась с кушетки и, проследовав через всю комнату к двери, открыла ее.

За дверью, в Большой галерее, рядом с сэром Харвеем стояла незнакомая женщина в черном и горько плакала.

– Я любила его, – рассказывала она ему. – Он был для меня всем, а теперь он бросил меня и мне остается только умереть.

Паолина, не удержавшись, перешагнула через порог.

– В чем дело? – осведомилась она.

Сэр Харвей в раздражении обернулся.

– Тебя это не касается, – ответил он. – Возвращайся к себе в спальню.